Продолжаем краткий экскурс по биографии Бетховена, и сегодня мы будем говорить о его окончательном переезде в Вену и об особенностях первых нескольких лет жизни молодого композитора в музыкальной столице.
Содержание:
Знакомство с Гайдном. Прощание с Бонном
Вполне очевидно, что Бетховен впервые встретил знаменитого маэстро Йозефа Гайдна еще в Бонне, где тот дважды останавливался во время путешествия в Англию (декабрь 1790 года) и, соответственно, на обратном пути (лето 1792 года).
В первый раз Гайдн прибыл в Бонн к Рождеству 1790 года и был очень тепло встречен боннскими музыкантами и местной элитой (даже сам курфюрст Максимилиан Франц организовал для него праздничное застолье после утренней литургии 26 декабря).
Доброе отношение боннских обитателей к знаменитому маэстро было вызвано отнюдь не только радостной атмосферой Рождества, царившей в Бонне в тот момент, но также и личными качествами характера самого Гайдна. Ведь несмотря на свою высочайшую популярность, весьма набожный Гайдн был человеком очень добрым, простым в общении, лишенным надменности, обладал житейским чувством юмора, чем заслужил себе произвище «Папа Гайдн» (даже Моцарт в своих письмах обращался к нему таким образом), да и сам он был не против такого обращения.
Гайдн прибыл в Бонн вместе с Иоганном Петером Саломоном, который, собственно говоря, и был организатором его британских гастролей. Интересным фактом является то, что скрипач-виртуоз Саломон, уроженец Бонна, родился в том же самом доме, где спустя 24 года появился на свет сам Бетховен. Саломон стал скрипачом боннской капеллы уже в тринадцатилетнем возрасте, а в 1780 году переехал в Лондон.
Мог ли Саломон, служивший когда-то в одной капелле вместе с отцом и дедом будущего великого композитора Бетховена, рассказать Гайдну о молодом боннском пианисте — мы не знаем.
Мы также не знаем, общался ли Бетховен лично с Гайдном во время первой его остановки в Бонне в 1790 году. С высокой долей вероятности, Бетховен в то время мог видеть Гайдна (звезду такого уровня было бы сложно не заметить в небольшом городе — тем более, что сам Бетховен был местным придворным музыкантом и мог неоднократно пересекаться с Гайдном во время службы), однако разговоры о планируемом обучении Людвига у Гайдна в формате «ученик-учитель» в то время были маловероятны.
Ведь знаменитый маэстро отправлялся в очень продолжительное путешествие, а поэтому в ближайшее время ему точно было не до уроков с местной знаменитостью. Да и самого Бетховена в тот период, вероятно, всё еще не покидала мечта вернуться в Вену, чтобы стать учеником Моцарта, ведь первая его поездка в столицу с той же целью потерпела неудачу.
Однако мечте Бетховена не суждено было свершиться, ибо декабрь 1791 года поставил точку в этом вопросе — великий маэстро Вольфганг Амадей Моцарт трагически скончался в возрасте 35 лет.
Мы не знаем, как Бетховен пережил эту новость (уж точно ничего хорошего он в тот момент не испытывал). Но мы точно можем быть уверены в том, что Бетховен, чей талант уже давно перерос уровень придворного органиста и альтиста оперного театра в провинциальном Бонне, очевидно, чувствовал необходимость дальнейшего совершенствования своих музыкальных навыков и, по возможности, желал хоть какого-то карьерного роста. А трагическая смерть Моцарта оставила молодому боннскому музыканту единственную адекватную альтернативу в виде обучения у Гайдна, оставшегося крупнейшей фигурой в музыкальной жизни империи.
К счастью, обратный путь Гайдна в Вену после его невероятно успешных английских гастролей (во время которых Гайдн получил докторскую степень Оксфордского университета) также лежал через Бонн (в этот раз Гайдн путешествовал без Саломона), где маэстро остановился в июле 1792 года.
Хотя курфюрст Макс Франц в этот раз отсутствовал в городе ввиду его участия в церемонии коронации Франца Первого (племяннику курфюрста и сыну покойного Леопольда Второго было суждено стать последним императором Св. Римской империи), всё же «Папа Гайдн» был также тепло принят местными музыкантами и дворянами, организовавшими для него завтрак в курортном Бад-Годесберге (в наши дни является районом Бонна).
Из воспоминаний друга Бетховена Вегелера мы узнаем [Вегелер, Рис. "Вспоминая Бетховена". Изд.: Классика-ХХI, 2001. Страница 39], что именно там, в зале Редута, произошла историческая встреча, изменившая ход мировой музыки. Бетховен лично общался с Гайдном и ознакомил его со своими сочинениями. Особое внимание Гайдн обратил на одну из недавно сочинённых императорских кантат молодого композитора. Очевидно, что уже тогда на вопрос о возможном совместном обучении Гайдн ответил согласием.
Следующие два месяца Бетховен всё еще оставался в Бонне. Возможно, задержка могла быть связана с тем, что в отличие от первой поездки в Вену, в этот раз курфюрст Максимилиан Франц не горел желанием отпускать Бетховена в столицу.
В какой-то степени курфюрста можно было понять, ибо в соседней Франции разбушевались настоящие революционные страсти, грозившие перекинуться через границу. Родную сестру курфюрста, королеву Франции Марию Антуанетту, уже фактически держали под стражей, и брат никак не мог ей в этом помочь (тем более, что вскоре, когда французы пойдут в наступление, помощь может потребоваться ему самому). Поэтому обучение молодого музыканта — это последнее, что могло заботить курфюрста в те тяжёлые времена.
Однако в конце концов курфюрст согласился отпустить Людвига, сохранив ему должность и жалованье. Многие биографические источники предполагают, что на решение курфюрста мог повлиять граф Вальдштейн, покровительствовавший молодому музыканту.
Прощание с боннскими друзьями Бетховена происходило в последние дни октября, о чем свидетельствует памятный альбом, в котором его боннские друзья и покровители оставили памятные заметки.
Переезд Бетховена в Вену
Известно, что 2-го ноября 1792 года Бетховен выдвинулся в путь, который, по разным данным, занял примерно 7-10 дней. Ввиду начавшегося наступления французской армии дорога в этот раз казалась достаточно сложной и небезопасной, о чем свидетельствуют оставленные Бетховеном «чаевые» извозчику, который, рискуя собой (по словам самого композитора), перевёз его через позиции Гессенской армии.
Об этих и других финансовых тратах Бетховена мы узнаем из его собственных записей, где он скрупулёзно указывал свои расходы. Наём первого венского жилья, обошёлся музыканту в четырнадцать флоринов ежемесячно; покупка простенького и поддержанного (судя по низкой стоимости) фортепиано — немногим более шести флоринов. Помимо этих и повседневных бытовых расходов не поскупился молодой музыкант и на парикмахерские услуги, на покупку «приличной» одежды и обуви.
Однако затраты молодого музыканта, всё еще числившегося на своей боннской должности, значительно превзошли его ожидания. Столичная Вена была слишком дорогим городом для 21-летнего Бетховена.
Спустя несколько недель после прибытия в столицу до Бетховена дошли скорбные вести о смерти его несчастного отца Иоганна, который еще при жизни, судя по всему, уничтожил документ, дававший старшему сыну Людвигу право на получение части его жалованья для содержания младших братьев. Благо, младшие братья Каспар и Николаус были уже не маленькими детьми (18 и 16 лет, соответственно. В наше время такой возраст воспринимается еще детским, но тот же Людвиг в их возрасте уже вносил значительный материальный вклад в семейный бюджет), да и бывший учитель, коллега и доверенное лицо Людвига Франц Рис, остававшийся в Бонне, всё еще продолжал оказывать им всяческую поддержку.
Приостановившиеся выплаты всё же были возобновлены через несколько месяцев, однако, по-видимому, не в полной мере и ненадолго. Эти и все остальные боннские выплаты Бетховену прекратятся в 1794 году, когда кёльнский курфюрст и работодатель Бетховена Максимилиан Франц окончательно сбежит из Бонна перед неизбежной перспективой французской оккупации.
Курфюрст покидал город и до этого, причем, за несколько дней до отъезда самого Бетховена в Вену. Однако в 1793 году на короткое время он вернулся в город после отбития Кобленца прусскими войсками. Но в этот раз надежд на успешную оборону против наступающих французов уже не оставалось. Курфюрст прекрасно понимал, что с ним сделают французы, и решение о его бегстве было окончательным (напомним: казнённая французами королева Мария Антуанетта была родной сестрой курфюрста).
Таким образом, с тех пор молодой Бетховен, оказавшийся в дорогом столичном городе, остался без каких-либо выплат и мог рассчитывать лишь на собственные силы и поддержку меценатов (благо, таковые появились уже в первые годы венской жизни, но об этом чуть позднее).
Венские учителя Бетховена
Конечно же, как и было запланировано, первым учителем Бетховена в столичной Вене был маэстро Йозеф Гайдн, о чем они договорились еще в редутном зале Бад-Годесберга.
Однако также, как и в случае с оплачиваемым из Бонна отпуском, сам процесс обучения молодого музыканта в столице пошел не по первоначальному его плану. Далее мы рассмотрим этот момент чуть более подробно.
Гайдн
В большинстве «биографий» Бетховена процесс его обучения у Гайдна описывается как очень непродолжительный, тяготивший обоих музыкантов и не принёсший значительных достижений в музыкальном образовании Бетховена.
Данное утверждение отнюдь нельзя назвать полностью лишенным смысла, однако детали отношений ученика и учителя во многих источниках литературы (в частности, на многих англоязычных сайтах) зачастую описываются либо однобоким образом (в пользу кого-то определенного из музыкантов), либо не в полной мере раскрывают их суть.
Редактор статьи, которую Вы сейчас читаете, не претендует на авторство «истины в последней инстанции», но всё же некоторыми собственными представлениями по этому поводу Ваш покорный слуга всё же хотел бы поделиться. Однако, дабы не растягивать выпуск, мы как-нибудь обсудим отношения двух музыкантов более подробно в отдельной статье, которая в будущем обязательно появится на нашем сайте.
А пока лишь отметим, что занятия действительно не произвели ожидаемого эффекта, и проблема это была многофакторной. Это было связано с целым рядом причин, на описание которых, повторимся, потребуется отдельный выпуск [если Вы не видите в этом абзаце ссылки на него, значит, выпуск еще не опубликован].
Также, вопреки мнению некоторых источников, важно было бы отметить, что, несмотря на действительно имевшие место «учебно-бытовые» разногласия, несовпадение музыкальных взглядов и даже некоторые возникшие «неприятные ситуации», отношения между музыкантами никогда не были враждебными.
Что бы ни говорили музыканты друг о друге за спиной, и как бы ни оценивали они друг друга в рамках своей профессиональной деятельности, Гайдн открыто признавал талант своего ученика, а Людвиг относился к нему с большим уважением как к композитору и человеку. В трудные минуты Гайдн даже помогал ученику финансово, дабы тот не влезал в кабалу кредиторов. И конечно же, нельзя не отметить тот факт, что Гайдн, уважаемый среди представителей венской элиты, сыграл существенную роль в знакомстве Бетховена с его будущими влиятельными друзьями и покровителями.
Шенк
С автором многочисленных зингшпилей Иоганном Шенком молодого Бетховена свёл его новый товарищ — аббат Гелинек, которому, кстати говоря, незадолго до этого «посчастливилось» соперничать с Бетховеном в «фортепианном состязании» на одном мероприятии (но об этом чуть позже).
Это происходило еще во время обучения у Гайдна. По-видимому, Бетховен, не довольный некоторыми деталями обучения, пожаловался об этом Гелинеку, а тот рассказал об этом Шенку.
Последний, лично прибыв в жилище Бетховена, посмотрел на его работы с контрапунктом и действительно нашел существенные ошибки, на которые Гайдн почему-то не обращал внимание.
Шенк по собственной инициативе предложил Бетховену свою бесплатную помощь в контрапунктических упражнениях, но при этом попросил Бетховена держать их совместные занятия втайне от Гайдна. Хотя и «занятиями» их назвать было сложно — скорее, это было нечто более похожим на помощь старшего коллеги младшему, менее опытному.
Альбрехтсбергер
Если с Шенком Бетховен занимался втайне от своего учителя, то к Иоганну Георгу Альбрехтсбергеру, органисту собора Святого Стефана и общепризнанному мастеру контрапункта и учителю композиции, молодого музыканта направил сам Гайдн, собравшийся снова совершить путешествие в Англию.
Сохранившаяся записка одного учителя другому показывает, что Гайдн прекрасно осознавал величину необузданного таланта своего ученика: «Еще шесть месяцев контрапункта, и он сможет работать над всем, чем захочет». Правда не совсем понятно, насколько сам Альбрехтсбергер был рад такому «подарку», ибо, судя по биографической информации, отношения между учеником и новым учителем также были непростыми.
В частности, биографы вспоминают слова другого ученика Альбрехтсбергера — Долецалека, который в своих воспоминаниях расскажет, как учитель, взглянувший на свежие квартеты Бетховена, произнёс: «...Он ничему не научился и никогда ничего не достигнет...». Достоверность этих слов проверить трудно, учитывая, что и Альбрехтсбергер, и Бетховен к тому времени были уже мертвы. Но это вполне могло быть правдой.
Другим моментом, намекающим на сложность взаимоотношений между учеником и учителем, можно считать тот факт, что именно Альбрехтсбергеру, в отличие от других своих учителей (Гайдна и Сальери), молодой композитор почему-то не посвятил ни одного своего сочинения, что само по себе выходило за рамки традиционного этикета.
Однако в то же время мы не можем быть уверены в том, что между Бетховеном и Альбрехтсбергером мог происходить какой-то личностный конфликт. Напротив: в сохранившихся двух письмах Альбрехтсбергера своему ученику мы увидим лишь тёплые слова и добрые пожелания (письма эти были написаны и отправлены уже спустя много времени после окончания их совместных уроков).
Более того, в будущем Бетховен и сам будет направлять своих учеников (включая самых знаменитых его учеников — Фердинанда Риса и Карла Черни) на обучение контрапункту именно к Альбрехтсбергеру. Когда уже после смерти Альбрехтсбергера молодой британский музыкант Поттер попросил Бетховена порекомендовать ему учителя контрапункта, Бетховен сказал, что не питает доверия ни к кому, кроме покойного Альбрехтсбергера (однако в конце концов Бетховен порекомендовал своему коллеге другого преподавателя — Алоиза Фёрстера).
Также известен факт того, что сам Бетховен спустя годы бесплатно обучал шестнадцатилетнего внука Альбрехтсбергера, правда недолго — юноша решил бросить музыку, ибо посчитал, что данный вид деятельности не принесёт ему в будущем значительных доходов.
Хотя занятия Бетховена у Альбрехтсбергера, проходившие три раза в неделю, были прерваны уже в начале 1795 года (по неизвестной причине), учитель всё-таки выдал Бетховену документ, подтверждавший его квалификацию (что-то между «рекомендательным» документом и аналогом аттестата, диплома).
В любом случае, несмотря на множество вопросов, связанных с отношениями двух музыкантов, мы можем быть точно уверены в том, что в отличие от занятий с Гайдном, занятия с Альбрехтсбергером существенно повысили уровень теоретических знаний Бетховена и значительно повлияли на качество его сочинительской деятельности.
Сальери, Фёрстер
Конечно же, в реальности Антонио Сальери не был тем гнусным отравителем Моцарта, каким он нам запомнился, благодаря известному произведению Пушкина. Талантливый музыкант, придворный капельмейстер, вместе с Альбрехтсбергером, по сути, заменяли в Вене целую консерваторию. Альбрехтсбергер был общепризнанным мастером контрапункта, а Сальери — мастером преподавания вокальной композиции.
В этом деле он помогал и Бетховену. В то же время их совместные занятия выглядели не как «уроки» в классическом понимании, а скорее, были похожи на консультации. О временных рамках этого сотрудничества судить сложно, так как Бетховен даже в относительно поздние времена обращался к Сальери за консультациями.
В качестве еще одного венского преподавателя Бетховена некоторые биографы называют чешского мастера квартетов Алоиза Фёрстера. Однако более тщательный анализ биографических источников приводит к выводу, что занятия Бетховена с Фёрстером также не были «уроками» в формате «ученик-учитель». Скорее, это было чем-то вроде обмена опытом (хотя Ферстер был старше Бетховена на 21 год, по-видимому, отношения между музыкантами были приятельскими).
Новые друзья и покровители
В отличие от представителей боннской элиты, с некоторыми из которых Бетховен находился в близких дружеских отношениях, венские богатеи явно не привлекали Бетховена своим, скажем так: «аристократизмом», во всех его проявлениях. Особенно молодому музыканту, привыкшему еще в Бонне на равных общаться со многими знатными персонами, не нравилось гораздо более видимое социальное неравенство в столице империи.
Бетховену было трудно смириться с тем, что люди, не представляющие из себя ничего серьезного и имеющие свой статус и богатства лишь по рождению, с поразительным высокомерием смотрят на не менее достойных людей, родившихся в «низших» слоях общества. В этом плане боннский друг и покровитель молодого музыканта граф Вальдштейн, некогда прибывший в Бонн из Вены, был, скорее, исключением из правил. Здесь же, в столице, мало кого из представителей аристократии Бетховен сможет назвать своим истинным другом, даже несмотря на то, что многие из них станут оказывать ему внушительную поддержку.
В то же время музыкант, едва ли справлявшийся со своими финансовыми проблемами, не скупился на дорогие одеяния, обувь, услуги парикмахера — его, как пианиста-виртуоза, всё чаще приглашали музицировать на различные мероприятия, и выглядеть ему нужно было соответствующе. Поэтому та или иная поддержка со стороны ему бы не помешала, и музыкант прекрасно это понимал.
И всё же, общаясь с представителями знати и получая от них различные материальные блага, Бетховен никогда не подхалимничал, а напротив, изначально всем своим дерзким поведением демонстрировал свою уникальность и независимость. Как ни странно, но подобная самоуверенность и «игра не по правилам», умноженная на выдающийся музыкальный талант, к тому времени уже видимый невооружённым взглядом, лишь притягивали Бетховена в «высшее общество», нуждавшееся в чем-то (или в ком-то) новом.
Конечно же, с кем-то из первых меценатов молодой музыкант познакомился, благодаря обучению у тогдашнего короля европейской музыки — Гайдна. Некоторыми контактами он мог обзавестись, благодаря дружбе с Вальдштейном, который, конечно же, оставил молодому музыканту какие-то контакты своих венских друзей. Однако ключевую роль сыграл сам Бетховен: его дерзкий, необузданный темперамент и талант блестящего пианиста-виртуоза и невиданного ранее импровизатора мгновенно покоряли сердца венских аристократов, а «сарафанное радио» делало своё дело.
Хотя Бетховен никогда не занимал официальную придворную должность в Вене, его успехи во многом зависели от покровительства знатных благотворителей. Ниже мы скажем пару слов о некоторых из них.
Лихновский
С князем Карлом фон Лихновским молодой музыкант познакомился уже вскоре после прибытия в Вену. В своём доме князь содержал струнный квартет из четырёх совсем юных, но при этом неплохих музыкантов (руководил квартетом скрипач Игнац Шуппанциг).
Вообще, содержание собственных «домашних» ансамблей (струнных, духовых) или даже небольших оркестров было абсолютно привычным явлением для венской аристократии. Более того, большинство представителей знати и сами играли на том или ином музыкальном инструменте (либо пели) и также участвовали в музицировании вместе со своими «домашними» музыкантами. Князь Лихновский, например, неплохо играл на фортепиано (когда-то он брал уроки у самого Моцарта, которому также покровительствовал).
Обнаружив выдающиеся таланты молодого боннского музыканта, Лихновский оказывал ему всяческую финансовую поддержку. Последняя пришлась очень кстати Бетховену, потерявшему в 1794 году свои доходы из захваченного французами Бонна.
Уже в 1793 году Лихновский приглашает Бетховена в собственный дом, где молодой композитор будет проживать до конца 1795 года. Именно здесь, в доме Лихновского, проходили премьеры большинства первых венских произведений Бетховена. И именно ему, своему покровителю, молодой композитор посвятит свой первый опус (три «трио» для ф-но, скрипки и виолончели), а также некоторые другие произведения, включая знаменитую «Патетическую» сонату (своему учителю Гайдну, как ни странно, композитор посвятит свой «второй» опус, а не «первый»).
Благосклонными к молодому маэстро был не только Лихновский, но также его близкие родственники и гости его дома. В частности, тёща князя, пожилая графиня Вильгельмина фон Тун-Хоэнштейн (близкая подруга покойного императора Иосифа Второго), некогда покровительствовавшая ныне покойному Моцарту, относилась к молодому Бетховену чуть ли ни как к собственному внуку.
Помимо разнообразной помощи и дорогих подарков (включая набор струнных инструментов итальянских мастеров), которые молодой композитор получал от своего покровителя, с 1799 года Бетховен также получает от Лихновского ежегодное финансовое пособие размере 600 флоринов, в качестве гарантированного материального обеспечения до того момента, когда он найдёт постоянную работу. Однако эти выплаты, как и отношения Бетховена с Лихновским, прекратились после их сильной ссоры в 1806 году (по другим данным, даже после ссоры выплаты продолжились до 1808 года), но при этом Бетховен продолжал дружить с братом князя — Морицем Лихновским.
В любом случае Лихновский оказался чрезвычайно важным человеком в первые венские годы Бетховена. Вряд ли Бетховен, для которого понятие «дружба» было священным, считал Лихновского своим истинным другом (как, например, его боннских друзей: Вегелера и Брёйнингов), ибо высокомерный и легкомысленный характер князя, ведущего при этом разгульный образ жизни, вряд ли был симпатичен молодому музыканту. Но всё же вплоть до их ссоры князь опекал Бетховена чуть ли ни как «рыцарь», а Бетховен, в свою очередь, пользовался его поддержкой.
Броун, Разумовский
Однако несмотря на это, почётным званием «первого мецената своей музы» Бетховен почему-то наградит не Лихновского, а другого своего мецената — русского графа Ивана Юрьевича Броуна, более известного в Вене, как Иоганн Георг Броун-Камус.
Подобная характеристика самого Бетховена, написавшего данную фразу в тексте посвящения графу трёх трио (опус 9), выглядит достаточно любопытной, ввиду того, что с Броуном молодой композитор познакомился как минимум спустя полтора-два года после его знакомства с Лихновским, который уже оказывал ему ту или иную поддержку.
С другой стороны, мы не знаем истинных объёмов поддержки Бетховена Броуном, за исключением, разве что, известного факта о подаренной им Бетховену лошади. Учитывая достаточно большое число произведений, посвященных Броуну и его супруге Аннетте, мы можем предположить, что уровень финансовой поддержки молодого музыканта графом Броуном мог быть действительно внушительным, ибо каждое такое посвящение, по всей видимости, сопровождалось вознаграждением.
Также из воспоминаний ученика Бетховена — пианиста и композитора Фердинанда Риса, которого Бетховен в будущем устроит «домашним музыкантом» в доме Броунов, мы узнаем, что русский граф и его супруга выгодно отличались по своему характеру от венских аристократов — им были чужды классические черты представителей венской элиты, включая высокомерие, чванство, надменность и так далее. Может быть, именно это притягивало Бетховена к семье богатого русского графа, с которым можно было общаться гораздо более непринужденно и с более высоким комфортом, нежели с Лихновским — «аристократом» во всех смыслах этого слова? — почему бы и нет.
Отношения Бетховена с другим русским графом — послом Андреем Кирилловичем Разумовским (сыном генерала-фельдмаршала Кирилла Григорьевича Разумовского — первого президента Российской Академии Наук), вероятно, были не такими непринужденными, как с Броунами (всё-таки Разумовский был куда старше Броуна — ровесника Бетховена). Разумовский, был истинным ценителем музыки и сам был неплохим скрипачом, а женат он был, кстати говоря, на свояченице князя Лихновского.
Объем и временные рамки поддержки Бетховена Разумовским определить достаточно сложно, однако началась эта поддержка, очевидно, еще со времен публикации вышеуказанных «Фортепианных трио Op.1», посвященных Лихновскому — Разумовский, как и некоторые другие русские дипломаты, был подписан на этот опус (опубликованы данные сочинения были в 1795 году, хотя домашняя премьера, конечно же, состоялась гораздо раньше).
В более позднее время Разумовский и сам будет удостоен посвящений, да еще и каких! — Знаменитая «Пятая симфония», которая в наше время является одним из самых известных и популярных классических произведений, а также прекрасная «Шестая (Пасторальная)» симфония были посвящены в паре Разумовскому и другому меценату Бетховена — князю Лобковицу. Более того, три уникальнейших струнных квартета Бетховена, опубликованные под Опусом 59, до сих пор упоминаются в классическом репертуаре, как «Квартеты Разумовского» или «Русские квартеты».
Барон ван Свитен
Хотя безоговорочными королями венской музыки конца 18-го века считались Гайдн и покойный Моцарт, всё же сердце самого Бетховена принадлежало Генделю и Баху (причем, именно в таком порядке), музыка которых была в тот момент гораздо менее известна и популярна в Вене.
И всё же подобные музыкальные вкусы, по-видимому, внедрили Бетховена в кружок истинного ценителя «старинной» музыки — барона Годфридуса Бернардуса Ван Свитена (более известного в литературе, как Готфрид ван Свитен). Каждое воскресение с 12 до 14 часов дня в доме ван Свитена проходили музыкальные собрания, где исполнялась старинная музыка.
Старый барон ван Свитен, сын личного врача покойной императрицы Марии Терезии, заведовал императорской библиотекой. Познакомившись с Бетховеном, ван Свитен, очевидно, был поражён безупречным владением молодого музыканта «Хорошо темпрированным клавиром» Иоганна Себастьяна Баха и других «старинных» произведений и поэтому часто приглашал его к себе (кстати говоря, когда-то именно ван Свитен передал молодому Моцарту рукописную копию редкого в то время «ХТК» Баха, после чего творчество самого Моцарта заиграло совершенно другими красками).
«Меценатом» в классическом понимании этого слова он вряд ли был (либо был, но в куда меньших масштабах, по сравнению с тем же Лихновским), ибо не располагал внушительными богатствами на фоне других венских аристократов.
Однако сам факт одобрения Бетховена этим истинным ценителем музыки играл в пользу молодого музыканта, которого бывший масон ван Свитен часто приглашал в свой дом для музицирования, иногда даже посреди ночи (временами Бетховен оставался у него на ночь). Самому же Бетховену, должно быть, нравилось музицировать для Свитена — ведь мало кто из представителей венской элиты понимал и любил старинную музыку также хорошо, как эти двое.
Именно барону ван Свитену Бетховен посвятит свою первую симфонию, предназначенную изначально для его первого работодателя — кёльнского курфюрста Максимилиана Франца, который, однако, ушёл из жизни в 1801 году.
Цмескаль
Среди всех представителей венской аристократии, связанных с Бетховеном, наиболее «натуральными» выглядят его отношения с бароном Николаусом Цмескалем фон Домановецом, который посещал утренние музыкальные представления, проходившие по пятницам в доме Лихновского. Сам же Цмескаль был большим любителем музыки и неплохо играл на виолончели. По воскресеньям в его квартире проходили выступления квартета, где Бетховен имел возможность репетировать и играть свои камерные произведения.
Конечно же, Бетховен, которому были чужды некоторые отдельные черты характера Цмескаля, не считал его близким другом, как, например, своих боннских друзей (Вегелера, Брёйнингов) или нового венского друга — Карла Аменду. Однако отношения между Бетховеном и Цмескалем были достаточно «приятельскими» и непринуждёнными и оставались таковыми до конца жизни Бетховена.
К 1820-м годам Цмескаль был прикован к постели из-за тяжелой подагры, но при этом, к радости Бетховена, сумел присутствовать на премьере Девятой симфонии в театре Кернтнертор.
«Быть может, мы оба выздоровеем и тогда снова встретимся и увидимся как дружные соседи...» — написал ему однажды Бетховен. Однако судьба распорядилась так, что чиновник венгерской канцелярии переживёт самого Бетховена на несколько лет.
Цмескаль бережно сохранил свою переписку с тогда еще не очень знаменитым Бетховеном (речь идет о 1790-х годах). Их письма ярко отражают чувство юмора Бетховена и его склонность к экстравагантной игре слов. Хотя товарищи и обращались друг к другу на «Вы», всё же они не стеснялись шутить друг над другом, или, как говорят на сегодняшнем сленге: «подкалывать» друг друга (по теме диалогов Бетховена и Цмескаля можно было бы снять целый комедийный сериал).
Цмескаль в то же время не обладал значительными богатствами, и поэтому, конечно же, его поддержка Бетховена не была обусловлена вливанием в него огромных денежных средств (как в случае с Лихновским, Броуном, Разумовским), но при этом Цмескаль много раз помогал молодому музыканту в различных бытовых и организационных вопросах.
Другие меценаты и друзья
Конечно же, список меценатов Бетховена не ограничивается вышеперечисленными фамилиями. В это и более позднее время ту или иную поддержку Бетховену оказывали самые разные аристократы: Опперсдорф, Кинский, Лобковиц, Лихтенштейн, Паскалати и многие другие. Отношения Бетховена с каждым из них мы более подробно рассмотрим в будущих выпусках (в отдельных статьях, посвященных этим отношениям, либо в статьях о конкретных произведениях Бетховена, посвящённых этим и другим персонам).
Однако по-настоящему близким другом для Бетховена стал венгерский граф Франц фон Брунсвик и его сёстры, с одной из которых (Жозефиной) у композитора даже был роман, хоть и завершился он печально (как и роман с их двоюродной сестрой Джульеттой Гвиччарди, которой Бетховен посвятит знаменитую «Лунную сонату»).
Еще одним близким другом Бетховена станет весьма набожный балтийский скрипач Карла Аменда, который оставался в Вене в период с 1797 по 1799 год. Аменда, кстати говоря, был одним из первых людей, кому Бетховен признался о своих проблемах со слухом.
Навещали Бетховена в Вене и его боннские друзья: Вегелер и братья Брёйнинги. Бетховен очень тяжело пережил трагическую смерть младшего из братьев — Ленца Брёйнинга вскоре после его возвращения в Бонн. Стефан же в конечном итоге окончательно переедет в Вену и останется одним из ближайших друзей Бетховена до последних дней жизни великого композитора.
Время от времени появлялись в Вене и бывшие сослуживцы Бетховена по боннской капелле. С приехавшими в Вену братьями Ромбергами музыкант даже совместно выступит на сцене (декабрь 1796), как в старые добрые времена. Приезжал в Вену и другой близкий друг Бетховена — Антонин Рейха, однако в Вене их отношения уже не были такими же сердечными, как раньше (хотя и оставались приятельскими).
В 1794 году из Бонна в Вену окончательно переехал и Карл, родной брат Бетховена, который стал мелким налоговым чиновником, параллельно помогая старшему брату в делах как минимум до 1806 года (по сути, он исполнял обязанности личного секретаря Бетховена). Его боннское имя Каспар здесь практически не упоминалось, также, как и имя младшего брата Николауса, приехавшего чуть позже — его, успешного аптекаря, отныне называли Иоганном ван Бетховеном.
Пианист-виртуоз
Переехав в Вену в 1792 году, Бетховен начал стремительно завоёвывать популярность — однако прежде всего как пианист-виртуоз и непревзойденный импровизатор и лишь потом - как композитор.
Хотя некоторые его сочинения первых венских лет достаточно тепло принимались публикой, всё же молодому композитору было всё еще тяжело тягаться в сочинительстве музыки с его учителем — Гайдном, композиторская плодовитость которого, несмотря на шестидесятилетний возраст, лишь набирала обороты. В то же время навыки Бетховена как инструменталиста-виртуоза и блестящего импровизатора быстро покорили венскую публику.
Если в детские годы пианизм Бетховена лишь незначительно превосходил пианизм его сверстников (напомним: вопреки сообщениям различных интернет-источников, Бетховен не был вундеркиндом, как, например, Моцарт или его ученики: Гуммель, Вёльфль и другие), то теперь, спустя годы после первой его поездки в Вену в шестнадцатилетнем возрасте, он стал самым страшным конкурентом для известнейших пианистов Европы.
Музыка раздавалась практически из каждого угла столицы, а жанр «состязаний» музыкантов привлекал особое внимание элитной публики. Не успев толком «прижиться» в Вене, молодой Бетховен волей судьбы стал звездой этого жанра.
От редактора:
Более подробно о пианизме Бетховена и о подробностях его состязаний с другими виртуозами мы как-нибудь обсудим в отдельных выпусках (ссылки появятся в этом абзаце, когда статьи будут опубликованы). А пока что лишь вкратце перечислим самые громкие поединки и самых сильных соперников молодого Бетховена.
Одним из первых соперников Бетховена на подобных состязаниях был ранее упомянутый священник, известный сочинитель вариаций и виртуозный пианист чешского происхождения Гелинек — тот самый, кто свёл Бетховена с одним из его учителей — Иоганном Шенком, помогавшем молодому музыканту устранять «пробелы» преподавательской методики Гайдна.
На следующий день после этого состязания состоялся разговор между Гелинеком и Венцелем Черни, отцом знаменитого Карла Черни — будущего ученика Бетховена. В этом разговоре Гелинек, накануне разгромно проигравший пришельцу из Бонна, сравнил своего оппонента с «самим дьяволом». Впрочем, чуть позже Гелинек и Бетховен стали если не близкими друзьями, то как минимум товарищами.
Однако по-настоящему сильным соперником Бетховена с середины 1790-х годов был маэстро Йозеф Вёльфль, некогда обучавшийся у Леопольда Моцарта (отца великого композитора), Михаэля Гайдна (младшего брата Йозефа Гайдна), а затем и у самого Вольфганга Амадея Моцарта, по рекомендации которого он впоследствии устроился на службу у графа Огиньского в Варшаве.
Вернувшись в Вену, этот молодой человек, награждённый природой руками, способными играючи брать полторы октавы, долгое время считался главным конкурентом Бетховена-пианиста. Состязание между двумя виртуозами в конечном итоге произошло в 1799 году в доме барона Раймунда фон Вецлара, одного из многочисленных покровителей покойного Моцарта.
Во многих литературных источниках отмечается уверенная победа Бетховена в этом состязании. Однако более глубокий анализ первоисточников показывает, что соревнующиеся были встречены с одинаково большим успехом. При этом Бетховен, очевидно, оказался гораздо сильнее в импровизации (в этом деле, по словам современников, он существенно превзошёл даже Моцарта), в то время как Вёльфль как минимум не хуже него исполнял ранее заученные произведения.
С другой стороны, пианизм двух музыкантов отличался не менее значительно, чем их внешний вид (высокий, стройный и при этом галантный красавец Вёльфль против низкорослого, коренастого, смугловатого Бетховена, вдобавок к этому и дерзкого, самоуверенного, лишённого «правильных» манер). Сравнивать по-моцартовски изящную и даже в какой-то степени «женственную» манеру игры Вёльфля с бурной, экспрессивной и темпераментной игрой Бетховена — это, очевидно, было на любителя (хотя исполнительская манера Бетховена находила множество фанатов, всё же в Вене оставалось слишком много сторонников старой «бриллиантовой» школы, популярной в 1780-е годы).
В любом случае, несмотря на профессиональное соперничество двух виртуозов, нет никаких свидетельств существования какой-либо вражды между ними. Напротив, их отношения, по-видимому, были взаимоуважительными, о чем свидетельствует посвящение Вёльфлем Бетховену некоторых своих произведений.
Не менее серьезным (хоть и не формальным) конкурентом Бетховена был другой вундеркинд моцартовской школы. Молодой виртуоз Гуммель, бывший ученик Моцарта, недавно вернулся в Вену из Лондона, где он долгое время обучался у маэстро Клементи. Даже в современной литературе Гуммеля небезосновательно называют одним из сильнейших пианистов своего времени.
В то время как игра Бетховена отличалась огромной силой, характером, беспрецедентной бравурой и скоростью, а также обильным использованием «крупной» техники, игра Гуммеля, по воспоминаниям будущего ученика Бетховена Карла Черни, описывается как «образец чистоты и ясности, элегантности и нежности, где трудности всегда рассчитывались на высшем уровне, игрались прекрасным тоном и объединяли „бриллиантовую“ манеру игры Моцарта со школой Клементи».
В рамках неформального соперничества Бетховена и Гуммеля вскоре образовалось два противоборствовавших лагеря их сторонников. Сторонники Гуммеля упрекали Бетховена в том, что ему недостает чистоты и ясности, что он злоупотребляет педалью, что его сочинения неестественны, немелодичны и нерегулярны.
Бетховенисты же, напротив, утверждали, что у Гуммеля не было настоящего воображения, его игра была монотонной, как шарманка, движения его пальцев были подобны садовому пауку, а его сочинения представляли собой простые аранжировки тем Моцарта и Гайдна.
С другой стороны, конкуренция между Бетховеном и Гуммелем в большей степени существовала в умах их фанатов, нежели между самими пианистами. Бетховен и Гуммель стали впоследствии если не лучшими друзьями, то как минимум приятелями (хотя в их отношениях были и периоды размолвки). В будущем, кстати говоря, Гуммель женится на близкой подруге Бетховена - Элизабет Рёкель (по одной из легенд, именно ей Бетховен мог посвятить знаменитую фортепианную багатель «К Элизе»).
Сравнивать же пианизм двух мастеров — это как сравнивать, скажем, два элитных автомобильных бренда вроде Mercedes и BMW - истинные фанаты есть у обоих брендов, и переубедить их аргументированными рассуждениями вряд ли получится. Бетховен, при всей его уникальности, при желании мог играть, как Гуммель, в моцартовском «бриллиантовом» стиле (много лет назад, во время поездки в Мергентхайм, Бетховен прекрасно продемонстрировал своё подражание только что услышанной игры Штеркеля, игравшего в «бриллиантовом» стиле).
Мог ли Гуммель играть как Бетховен? — скорее всего, да. Но хотел ли этого пианист, прошедший моцартовскую школу? — совершенно другой вопрос.Поэтому в данном случае мы вряд ли можем передать пальму первенства одному из пианистов — это, прежде всего, дело вкуса.
Более того, из всех своих современников сам Бетховен безоговорочно признавал мастерство лишь одного пианиста — другого ученика Муцио Клементи, англичанина Джона Крамера, также известного, как Иоганн Баптист Крамер.
Таким образом, ни к Гуммелю, ни к Вёльфлю Бетховен не испытывал никакой вражды, в отличие от прибывшего в Вену композитора и пианиста Даниэля Готлоба Штейбельта, покорившего практически всю Европу своей виртуозной игрой на фортепиано.
Молодой красавец Штейбельт был истинным шоуменом и имел значительную армию поклонников во всех крупных столицах Европы. В его турах его сопровождала жена, которая сама играла на тамбурине и часто выступала вместе с супругом. Пара направлялась в Вену с твердым планом «взять город штурмом». У некоторых поклонников Бетховена тряслись руки, и они переживали, затмит ли этот пианист местного короля фортепиано.
Однако Штейбельт допустил роковую ошибку, посмев публично раскритиковать Бетховена как композитора. Если ранее Бетховен не проявлял в отношении соперников никакого «неспортивного» поведения, то его состязание со Штейбельтом в салоне графа фон Фриса весной 1800-го года выглядело настоящим разгромом конкурента. Опозоренный Штейбельт покинул зал до того, как Бетховен закончил играть.
Таким образом, молодой Бетховен считался одним из сильнейших пианистов своего времени (фанаты его пианизма считали его номером один, однако, как уже говорилось выше, в Вене еще было множество фанатов «бриллиантового» стиля, популярного во времена Моцарта). Бетховен либо убедительно побеждал своих соперников в состязаниях, либо, играя на равных в части «заученных программ», убедительно побеждал их в части импровизации (в этом ему безоговорочно не было равных).
Но всё же в соревновательной жизни Бетховена-пианиста были и поражения. Об этом почему-то мало сказано в биографической литературе (либо, вообще, умалчивается), но известно как минимум об одном поражении Бетховена.
Внимательный читатель, прочитавший нашу статью о последних боннских годах жизни Бетховена, может вспомнить поездку молодого музыканта в Бад-Мергентхайм вместе с музыкантами боннской капеллы и театра, сопровождающими курфюрста Максимилиана Франца на съезд рыцарей Тевтонского Ордена (напомним: Макс Франц был «Великим магистром» этого ордена).
Там же мы рассказывали и об опубликованной Карлом Юнкером статьи с рецензией на боннских музыкантов, где много текста было посвящено выдающемуся пианизму тогда еще двадцатилетнего Бетховена. В этой статье Юнкер, расхваливавший Бетховена, сравнил его со знаменитым виртуозом Георгом Йозефом Фоглером.
Сравнение оказалось пророческим: в 1803 году Бетховену было суждено не только видеться с Фоглером, но и выступать вместе с ним на мероприятии, проходящем у либреттиста Йозефа Зоннлейтнера.
Нам мало известно о подробностях того мероприятия, однако, по-видимому, зрительские симпатии были на стороне более опытного Фоглера. С другой стороны, некоторые современники отмечали слишком «тяжелой» и «грубой» игру Фоглера, который по своей основной профессии, был органистом (но и Бетховен, как мы помним, когда-то был органистом. Возможно, это повлияло и на его пианизм).
Кстати говоря, со слов ученика Бетховена Фердинанда Риса, мы узнаем, что качество выступлений Бетховена сильно зависело от его текущего настроения: его лучшие выступления происходили либо на фоне очень хорошего настроения, либо, когда он был в гневе (как было во время состязания со Штейбельтом). В какой форме был Бетховен, выступая вместе с Фоглером — вопрос вопросов. Однако, как известно, в то время у Бетховена уже были обнаружены проблемы со слухом (и всё же концертную деятельность Бетховен прекратит спустя годы).
Публичные выступления и гастроли
Некоторые биографы склонны полагать, что в январе 1794 году у молодого Бетховена была возможность уехать вместе с его учителем Гайдном в Англию, однако по каким-то причинам Бетховен решил (либо был вынужден) не участвовать в путешествии.
Так или иначе, Бетховен остался в Вене, где быстро завоевал признание публики как блестящий пианист-виртуоз и непревзойденный импровизатор. Однако концертами в доме Лихновского и музицированием в салонах других венских аристократов дело, конечно же, не ограничилось.
В конце марта 1795 года (то есть, еще до возвращения Гайдна) состоялись его первые крупные выступления совместно с другими музыкантами на большой сцене. Эти благотворительные мероприятия, проходившие в венском Бургтеатре с 29 по 31 марта, курировал лично Антонио Сальери. Объектом же благотворительности были вдовы и дети покойных музыкантов.
В первый день (29 марта) 24-летний Бетховен исполнил свой собственный концерт для фортепиано с оркестром. На следующий день Бетховену, к тому времени уже известному в Вене пианисту-виртуозу и импровизатору, дали возможность выступить с сольной импровизацией — считается, что публика была в восторге.
В последний же день на мероприятии, посвященном Моцарту (мероприятие было организовано Констанцией — супругой покойного композитора. Денежный сбор, соответственно, шёл в пользу Констанции и двух её детей), Бетховен исполнял уже не свои произведения. В частности, известно, что Бетховен сыграл свой любимый «ре-минорный» концерт Моцарта в антракте моцартовской оперы «Милосердие Тита» . Об уровне популярности Бетховена-пианиста в тот период говорит тот факт, что для этого вечера Констанция выбрала именно его, а не, скажем, других выдающихся пианистов, находившихся в Вене.
В этом же году Бетховен заключает контракт с венским издательством «Артариа» на издание по подписке трёх его трио (опус 1), посвященных Лихновскому. Судя по немалому количеству подписчиков (123), Бетховен, по всей видимости, получил за это неплохую финансовую выгоду.
Также 22 ноября этого же года Бетховен успешно выступает на ежегодном балле Пенсионного общества венских художников, для которого напишет «Двенадцать менуэтов» и «Двенадцать немецких танцев» (работы не опубликованы под официальным «опусом» и были указаны в каталоге «Кинский-Хальм» как WoO 7 и WoO 8, соответственно). Важно отметить, что два года спустя, на аналогичном мероприятии 26 ноября 1797 года, эти же танцы и менуэты в немного переделанном варианте будут повторены ввиду их огромной популярности — это был беспрецедентный случай, так как произведения других известных композиторов, включая Гайдна и Кожелуха, на данных мероприятиях ранее не повторялись.
Другое крупное мероприятие происходило 18 декабря этого же года во дворце Хофбург. Речь идет об «Академии» Гайдна (бенефисном концерте), вернувшегося из Англии еще в августе. Несмотря на натянутые отношения с бывшим учеником, Гайдн не только пригласил Бетховена в качестве пианиста, но и позволил ему исполнить собственный фортепианный концерт.
Покорив столичную Вену своим пианистическим мастерством, Бетховен начал задумываться о гастролях в другие города и страны. Нельзя сказать, что Бетховен ставил концертные выступления над сочинительством музыки — скорее, наоборот. Однако молодой композитор или «сочинитель» (как он сам себя называл когда-то давно перед боннскими друзьями) прекрасно понимал, что в сочинительстве музыки ему на тот момент было еще далеко до уровня, скажем, того же Гайдна, а концертная деятельность позволяла ему зарабатывать хоть какие-то средства для существования и увеличивать армию своих фанатов.
Из его переписки с боннским товарищем Георгом фон Струве мы узнаем, что Бетховен хотел отправиться в Италию, а затем — в Россию (где сам Струве в то время служил в качестве дипломата). Однако, как бы парадоксально это ни звучало, реализации «наполеоновских планов» Бетховена помешал сам Наполеон, начавший наступление на Италию.
И все же в 1796 году Бетховен всё-таки отправляется в путешествие по более безопасному маршруту вместе со своим покровителем — Карлом Лихновским.
Прибыв сначала в Прагу, они остановились в гостинице «Zum Goldenen Einhorn» («Золотой единорог») — символично, что буквально семь лет назад именно здесь останавливались Лихновский и тогда еще живой Моцарт.
Из письма Бетховена брату Иоганну мы узнаем, что его пребывание в Праге было очень успешным, и что он нашел там новых друзей. Крупных публичных концертов он там не давал, однако выступал для представителей местной аристократии, некоторым из которых Бетховен впоследствии посвятит свои новые произведения.
В то же время в биографической литературе нередко отмечается (со ссылкой на анонимного корреспонденда «Патриотической газеты имперскокоролевских государств», выпуск за октябрь 1796), что в Праге, где всё еще помнили Моцарта, личность Бетховена была встречена неоднозначно. «Он завоевал наши уши, но не сердца» — цитата этого источника. По всей видимости, дерзкий характер самоуверенного музыканта, открыто выражавшего свою неповторимую уникальность (в противовес тому, что местные часто сравнивали его с Моцартом), не всем пришёлся по душе. Но в целом, Бетховену удалось «взять» Прагу.
Более того, письму самого Бетховена, заявившего о больших успехах в Праге, верится больше, учитывая, что спустя пару лет Бетховен вновь посетит Прагу и даст несколько частных и публичных концертов, где исполнит первые два своих фортепианных концерта и будет импровизировать.
Свидетелем одного из выступлений был чешский композитор, виртуоз и известный музыкальный педагог Вацлав Ян Крштитель Томашек. О влиянии, оказанном на него Бетховеном, он напишет:
«Великолепная игра Бетховена и особенно смелые полеты в его импровизациях взволновали меня до глубины души; в действительности, я оказался настолько подавленным, что не прикасался к своему фортепиано в течение нескольких дней».
Томашек, по-видимому, был вторым известным музыкантом после Гелинека (хотя нет сомнений, что были и другие), открыто признавшим преимущество Бетховенской импровизации над Моцартовской.
В какой-то момент князь Лихновский вернулся в Вену, но Бетховен продолжил путешествие, и к концу апреля отправился в Дрезден, где пробыл около недели и играл для местного курфюрста. Бетховен был очень тепло встречен на саксонских землях, а весть о его выдающихся успехах дойдет в письме одного из свидетелей до самого Максимилиана Франца — бывшего кёльнского курфюрста и работодателя Бетховена, осевшего после захвата Бонна в венском пригороде Гетцендорфе.
Путешествие продолжилось, и, ненадолго останавливаясь в германских городах, в конечном итоге Бетховен прибыл в Берлин (июнь 1796), где когда-то долгое время жил и работал один из любимейших композиторов самого Бетховена — Карл Филипп Эммануил Бах (один из сыновей И.С. Баха).
Кстати говоря, в Берлине о молодом пианисте Бетховене уже кое-что слышали и задолго до этого путешествия. Еще в октябре 1993 года боннский учитель Бетховена Готлоб Нефе опубликовал статью в газете «Berliner Musik-Zeitung», где в очередной раз рассказал о своём бывшем ученике и его выдающихся талантах.
Пребывание Бетховена в Берлине можно считать самой успешной частью этого путешествия. Хотя далеко не все местные музыканты (особенно пианист Фридрих Генрих Химмель) доброжелательно отнеслись к дерзкому пришельцу с «инновационной» манерой игры, всё же Бетховен смог покорить сердце прусского короля Фридриха Вильгельма Второго (племянника и приемника Фридриха Великого), который был большим фанатом музыки и сам играл на виолончели.
Для короля Бетховен напишет две большие сонаты, которые будут официально опубликованы в следующем году под 5-м опусом. Учитывая техническую сложность сонат, Бетховен, по всей видимости, рассчитывал на виртуозные способности придворных виолончелистов короля — братьев Дюпоров, выходцев из Франции.
Младший из них, Жан-Луи Дюпор, был одним из сильнейших виолончелистов той эпохи. «Вы знаете, как превратить виолончель в соловья» — говорил ему как-то известный французский писатель и философ Вольтер. Старший брат, Жан-Пьер, также славился своей виртуозной игрой и был прекрасным педагогом — собственно говоря, он и обучил прусского короля игре на виолончели.
Надо сказать, что в то время сочинение сольной музыки для виолончели было в новинку — таким образом Бетховен изобрёл новый жанр. Виолончель, ранее использовавшаяся как «вспомогательный» музыкальный инструмент, с тех пор начала выходить из тени и становилась все более важным инструментом в последующих музыкальных произведениях не только Бетховена, но и других композиторов.
Во время своего пребывания в Берлине музыкант, как обычно, играл в придворных и дворянских домах, производя на публику огромное впечатление своими импровизациями. Сам же Бетховен был приятно удивлен талантами принца Луи Фердинанда, который оказался очень неплохим пианистом. Однако в то же время Бетховен оказался не сильно доволен берлинской публикой, которая отвечала его выступлениям не привычными ему овациями, а слезами на глазах. Подобная сентиментальность, очевидно, вызывала у Бетховена далеко не самые приятные чувства.
Интересно: не могла ли подобная сентиментальность местной публики стать одной из причин отказа Бетховена на предложение прусского короля стать его придворным капельмейстером? — конечно же, вряд ли это было главной причиной отказа. И всё же Бетховену явно не нравилось подобное поведение слушателей. Вот, что пишет по этому поводу ученик Бетховена Карл Черни:
«Его импровизация была самой блестящей и поразительной. В каком бы обществе он ни оказался, он умел произвести на каждого слушателя такое впечатление, что часто ни один глаз не оставался сухим, а многие разражались громкими рыданиями; ибо в его выражении было что-то чудесное, помимо красоты и оригинальности его идей и энергичного стиля их передачи...
...Закончив подобную импровизацию, он громко смеялся и подшучивал над слушателями, над эмоциями, которые он у них вызвал..."
Спустя годы, вспоминая об этом опыте в диалоге со знаменитым поэтом Гёте, сам Бетховен скажет: «Мы, художники, не этого хотим, мы хотим аплодисментов!».
Находясь в Берлине, молодой композитор продолжал сочинять музыку. Здесь, помимо работы над вышеупомянутыми виолончельными сонатами, он завершил работу над вариациями для виолончели и фортепиано на тему из оратории Генделя «Иуда Маккавей» (WoO.45), работал над своей первой Симфонией до мажор, над третьим фортепианным концертом и «Квинтетом» (опус 16) для фортепиано и духовых инструментов и некоторыми другими произведениями.
Бетховен уехал из Берлина в Вену не с пустыми руками. Король подарил ему шкатулку, полную французских золотых монет. Как позже вспоминал сам Бетховен, шкатулка эта была не обычным ящиком, а предназначалась для награждения послов.
В Вене, однако, Бетховен оставался недолго. Не совсем понятно, где он находился и чем занимался в начале-середине осени 1796 года (есть распространенное мнение, что композитор в то время мог переболеть тифом, который, возможно послужил индуктором дальнейшего ухудшения слуха). Однако известно, что в ноябре музыкант вновь отправляется в путешествие, успешно выступает в Пресбурге (в наши дни — Братислава) и Пеште (в наши дни часть Будапешта), где не только успешно выступает, но также и «продвигает» фортепиано, изготовленное его другом, пианистом Иоганном Андреасом Штрейхером.
Последний был женат на пианистке Нанетте Штейн — дочери известного аугсбургского мастера по изготовлению фортепиано, продолжившей дело отца после его смерти в 1792 году.
Примечательно, что когда-то давно Нанетта была близкой подругой супружеской пары фон Шаден и выступала вместе с Анной фон Шаден как пианистка.
Напомним, что с супружеской парой фон Шаден Бетховен познакомился еще в шестнадцатилетнем возрасте, во время первой поездки в Вену. Как говорится: «Земля круглая!».
[Текст письма Бетховена Йозефу фон Шадену после трагической смерти матери мы цитировали в предыдущем выпуске]
Период с 1797 по 1801 годы ознаменовался окончательным закреплением за Бетховеном статуса блестящего пианиста и импровизатора, а также — закреплением его если не в качестве «композитора №1» (ибо маэстро Гайдн на старости лет умудрился произвести настоящий фурор своими последними произведениями), то как минимум в качестве одного из самых популярных композиторов страны. В это время были созданы его популярные до сих пор ранние произведения, написанные в классических традициях Гайдна и Моцарта, но при этом пропитанные его собственным духом. Также появились и абсолютно революционные для того времени произведения, включая знаменитую «Патетическую сонату».
В это же время Бетховен успел совершить еще два известных путешествия, первое из которых привело его в Прагу осенью 1798 года (о чём уже говорилось выше), после чего композитор вновь посетил Венгрию (весна 1800 г.), где успешно музицировал на пару с чешским валторнистом-виртуозом Венцелем Штихом (известным под псевдонимом Джованни Пунто) и гостил в поместье молодого графа Бунсвика, ставшего ему близким другом.
Из венских выступлений того времени помимо многочисленных «салонных» концертов и совместного выступления на концерте прибывших в Вену братьев Ромбергов (бывших коллег Бетховена по службе в боннской капелле) следует выделить важное событие — собственную «Академию» Бетховена, проведенную 2 апреля 1800 года в императорском Бургтеатре.
Помимо прозвучавших на этом концерте произведений Гайдна и Моцарта, а также собственного фортепианного концерта и классической импровизации, на этом мероприятии Бетховен, наконец, представил публике свою первую симфонию, а также принятый с особенным восторгом септет, посвященный императрице, которая также присутствовала на концерте (император на концерте отсутствовал).
Однако на фоне успешных выступлений и приятных путешествий следующий 1801 год принесет Бетховену множество переживаний. Но об этом — в следующем выпуске.
Другие периоды биографии Бетховена:
- Следующий выпуск: Начало глухоты. Гейлигенштадское завещание.
- Предыдущий выпуск: Возвращение Бетховена в Бонн после первой (неудачной) поездки в Вену. Особенности последних пяти лет Бетховена в родном Бонне.
Биография Бетховена — основная биографическая страница